[papor]

вышел из дежурки с цитатой: с-н верен себе: то охуенчик, то хуйня; вышел потому что, блин, никто лучше меня не знает, насколько точно это отражает суть правда я считаю, что охуенчик все-таки две трети выложенного в свободный доступ, а не половина

ламурмуры заняли заслуженное третье месте, и это здорово, господи, пейринг без единого совместного фрейма в манге же, не знаю как так получилось, но люблю их не могу
и у него была лучшая команда
один фик сразу перетащу сюда, пусть лежит, его я люблю, остальные попозже, мне пока неловко на них смотреть

Название: В небо
Автор: Саймон (который все еще дженовик)
Бета: Аурум, Кристал
Тема: AU/кроссовер
Размер: миди, ~6500 слов
Пейринг/Персонажи: Ниджимура Шузо/Химуро Тацуя, Алекс
Категория: слэш
Жанр: AU, романс, флафф
Рейтинг: NC-17
Дисклеймер: Все права принадлежат Фуджимаки Тадатоши

— Я принес мясо, — говорит Шузо, поднимая пакет с говядиной.
— Самое время, — бурчит Мурасакибара, оглядываясь на стол. Там стоит пара бутылок с красным вином, а вокруг них теснятся десятки тарелок с закусками, салатами, пара вазочек с мандаринами и яблоками, всё очень европейское, и нет ничего похожего на барбекю.
— Довольно сдержанно, — Шузо отдает мясо, снимает с себя куртку и проходит вглубь комнаты.
— Дай-чан на диете, — улыбается Момои. — Здравствуйте, Ниджимура-сан.
— Мне нельзя ни пить, ни жрать, ни секса, — ворчит Аомине, глядя в свою тарелку с рисом и парой брокколи.
— Не начинай, — Момои закатывает глаза, забирает у Мурасакибары мясо и уходит с ним на кухню.
Вид у Аомине делается одновременно голодный и несчастный.
Шузо идет в ванную комнату, неторопливо моет руки, вытирает их бумажным полотенцем и смотрит в огромное зеркало, которые, кажется, с каждым его приездом становится всё больше.
Стильный ремонт в западном стиле, французское шампанское, Момои в дорогом на вид вечернем платье и пушистых домашних тапочках, всё такое родное и привычное — отчего Шузо не мог приехать раньше?
— Ниджимура-сан, поторопитесь! — кричит ему Момои, и Шузо кидает последний взгляд в зеркало, отворачивается и выходит из ванной как раз вовремя, чтобы успеть открыть входную дверь.
— Блин, ну и холодина, — бурчит Кагами, вваливаясь в коридор и стряхивая с себя хлопья снега. — Привет всем.
Гостиная отвечает ему шумно и громогласно — Кагами все рады, но вылезать из-под теплого котацу, единственной дани традициям в этой квартире, никто не торопится.
— Надеюсь, мы не опоздали, — Куроко выглядывает из-за спины Кагами и смотрит вопросительно.
— Я сам только что пришел. Теперь вроде все?
Кагами качает головой и на секунду выглядывает за дверь.
— Тацуя, давай быстрее! — орет он и сразу возвращается обратно в тепло, греет покрасневшие пальцы дыханием.
— Тацуя? — Шузо приподнимает брови.
— Ага, мой друг. Тоже играет в баскетбол, — в голосе Кагами слышится смутная гордость, и Шузо кивает — друг так друг, игрок так игрок, почему бы и нет, всё равно Мидорима наверняка притащил своего мелкого распасовщика, почему бы Кагами не сделать что-нибудь в таком же роде?
— Закроете потом дверь на ключ.
— Ниджимура-сан, вам подойдет котацу, или нам лучше пересесть за другой стол? — спрашивает Момои, выходя из кухни с большим подносом в руках — на нём пара тарелок с мясной нарезкой, десяток огромных крабов, наверняка прямиком с Хоккайдо, и Шузо с удовольствием пропустил бы вопрос мимо ушей, но это было бы слишком откровенно.
— Котацу подойдет, — отвечает он ровно, подходит к столу и садится между Кисе и только что подошедшим Акаши — по крайней мере, никто из них не станет задавать вопросов.
Мелкий распасовщик Мидоримы — надо же, с ним Шузо угадал — вьется вокруг Мидоримы, Аомине с тоской смотрит в свою тарелку, Мурасакибара, должно быть, на кухне, разбирается с мясом — Шузо принес четыре килограмма настоящей мраморной говядины, там есть с чем разобраться. Все при деле.
— Как подопечные? — неожиданно спрашивает Аомине, отвлекаясь от своей тарелки. Это было подло, с его стороны Шузо подвоха не ждал.
— Они все маленькие засранцы, — фыркает он.
— Ты же любишь детей, — напоминает Кисе.
— Да, пока мне не приходится видеть их пятьдесят часов в неделю.
Шузо пожимает плечами и старается устроиться поудобнее — нога не болит, ничего такого, но тянущее ощущение не оставляет его в покое ни на секунду.
— Не скучаешь?
Шузо поворачивается к Кисе и смотрит на него внимательно, глаза у Кисе — понимающие и хитрые.
— Ну ты и засранец, — с облегчением заявляет Шузо, тянется, чтобы растрепать ладонью свежую укладку, но в последний момент сдерживается и толкает Кисе в плечо.
— Твоя кислая физиономия испортила бы вечер.
Кисе фыркает, расслабляется, Аомине смотрит на них с величайшим подозрением, но ничего не говорит. Акаши тоже молчит, он просто внимательно слушает и, не стоит сомневаться, запоминает каждое слово.
— Мальчики, не ссорьтесь, — предлагает Момои, расставляя тарелки.
Мальчики переглядываются и не ссорятся.
— Ты отлично выглядишь, — говорит Шузо, глядя, как очерчивает ее бедра гладкий красный шелк; на самом деле Момои выглядит восхитительно, ошеломляюще, и держится так, будто впереди долгий светский раут, и она его королева, и даже пушистые тапочки ее не портят, ее вообще ничего не портит.
Момои едва заметно краснеет, Шузо улыбается, здесь ей редко делают комплименты, и это огромное упущение.
Стоит исправлять его почаще.
Кагами вваливается в комнату, заполняя собой всё пространство, и в гостиной тут же становится слишком мало места.
— Могли бы и встретить, — ворчит он, пока Куроко подходит к столу и садится рядом с Аомине. С другой стороны от Аомине будет сидеть Момои, и Шузо готов поспорить, ни единого кусочка мяса Аомине сегодня не достанется — ему нельзя жирного, соленого и сладкого, зато можно брокколи, а значит, он будет есть брокколи.
— Заговор, — понимающе бурчит Аомине.
— Ты расскажешь, — отмахивается Кагами и садится поближе к Куроко.
— Никто не хочет нас познакомить? — спрашивает мелкий распасовщик — Шузо видит его пятый раз в своей жизни и никак не может запомнить его фамилию, вроде бы его зовут Такао или Такео, черт его знает.
— Да, — кивает Кагами. — Все, это Химуро Тацуя, мой лучший друг, Тацуя, иди сюда, не стой, потом со всеми познакомишься, их слишком много.
Тацуя — теперь Шузо его наконец замечает, до этого ничего, кроме Кагами, в коридоре невозможно было рассмотреть — тут же спокойно улыбается и подходит к столу, сдержанным кивком обозначая приветствие.
— Он американец.
В голосе Кагами звучит неприкрытая гордость, и вот теперь Шузо действительно становится интересно — черты лица у Тацуи откровенно японские.
— Добро пожаловать, — говорит Кисе.
— Надеюсь, мы с вами познакомимся в процессе, — отвечает Тацуя и подходит к столу.
Акцент едва заметен, и голос у него приятный.
— Такао, помолчи, — доносится до Шузо сдержанный голос с другой половины стола, и теперь он хотя бы точно знает, как зовут всех присутствующих, Такао — стоит запомнить.
— Мук-кун сказал, что будет занят со стейком еще где-то полчаса, но в остальном всё готово, — говорит Момои.
— Вы, должно быть, Момои-сан? — спрашивает Тацуя и, когда Момои протягивает ему руку, касается губами тыльной стороны ее ладони. — Я о вас наслышан.
— Можно Сацуки, если вам так будет удобнее.
— Сацуки, — кивает Тацуя.
— О господи, — ноет Аомине, — мы сегодня сядем есть?
Его никто не слушает, все с одобрением наблюдают за тем, как Момои заливается краской.
Дамский угодник, беззлобно думает Шузо, глядя на Тацую, и неожиданно для себя понимает, что уже видел его прежде, но вспомнить не может.

Через час Мурасакибара заканчивает с мясом — запах из кухни с каждой минутой становится всё более восхитительным, поэтому когда Кисе предлагает им выпить в первый раз, никто не отказывается, даже Аомине поднимает свою кружку с черным чаем.
— За победу, — предлагает Кагами.
В этот раз они взяли второе место на национальных, но это ведь не предел, они могут больше, они сумеют сделать больше, даже если Акаши теперь занимается семейным бизнесом, Кисе окончательно перестал быть баскетболистом и постарался стать актером, а Шузо тренирует мелких засранцев и давно уже не может называться частью команды.
Через два часа от мяса остаются одни воспоминания, Шузо уже чувствует себя немного пьяным, а на кухне оказывается целый ящик шампанского и три бутылки старого виски, который всё равно никто не собирается пить.
Через три часа Кисе находит в своей сумке твистер, Аомине оставляет попытки ускользнуть в ванную с парой крабов, Мидорима чинно со всеми прощается и уходит в одну из многочисленных спальных комнат, а Такао решает, что твистер — это отличная идея.
— Тогда играем, — азартно заявляет Кисе.
Акаши невозмутимо закатывает рукава на белой рубашке и расстегивает две верхних пуговицы.
— Я с вами, — рыкает Аомине и поднимается из-за стола одновременно с Кагами.
Такао становится рядом с ними.
— Приступайте, — говорит Куроко, который явно собирается быть судьей, судя по блеску в глазах.
Момои в платье, для Шузо такие развлечения рискованны, Тацуя, большую часть вечера молча просидевший рядом с Кагами, в игру не торопится, а Мурасакибара занят — он аккуратно очищает мандарины от тонкой оранжевой кожицы и отправляет в рот кисловатые дольки.

К полуночи становится шумно.
Шузо трет пальцами кожаный ремешок на запястье, делает глоток красного вина из чужого бокала и наблюдает.
— Кисе их сделает, — неожиданно произносит Тацуя за его спиной.
— Конечно, сделает, — машинально соглашается Шузо. В твистере Кисе всегда делает всех.
— Не хочешь с ними?
Шузо отворачивается и идет на кухню — ему нужно чего-нибудь выпить.
Тацуя зачем-то идет следом за ним.
— Так что с твистером? — спрашивает он еще раз.
— Мне больше нравится наблюдать.
Шузо седлает один из стульев и достает из ящика бутылку.
— Так можно пропустить всё самое интересное, — неожиданно дружелюбно улыбается Тацуя.
— А ты сам не хочешь?
Тацуя пожимает плечами.
— Мне не хватает гибкости.
Шузо слышится в этой фразе странная неловкость, но ответить ему нечего.
— Давно ты в Японии? — спрашивает он вместо этого.
— Прилетел неделю назад. Тайга позвал, у меня сейчас отпуск, так что...
Тацуя пожимает плечами.
— Налей мне тоже, — неожиданно просит он, когда Шузо наполняет свой бокал.
Шузо кивает.
В гостиную они больше не возвращаются.

— Я отвык от Японии, — говорит Тацуя, притираясь к нему плечом, — здесь всё какое-то другое. Хочу обратно в Лос-Анджелес.
— А мы собирались переехать в Лос-Анджелес, — неожиданно даже для себя признается Шузо. — Еще когда я учился в средней школе. Отца собирались прооперировать в одной из клиник, и... мы немного не успели, так что, в общем, так никуда и не поехали.
— А я собирался лететь следом за Тайгой в Японию.
— Почему тогда остался в Америке?
Тацуя пожимает плечами — его лицо кажется Шузо беззащитным, хочется одновременно отвесить ему подзатыльник и сказать, что всё будет хорошо.
Шузо ничего не делает, только новый глоток.
— Не сложилось, — лаконично признается Тацуя. — Налей еще.
Шузо наливает.
На столе стоит всего три пустых бутылки, а он уже готов рухнуть на постель и проспать там до самого утра, в этой квартире все кровати двуспальные и классные. Коварный дамский напиток.
— Ты сейчас играешь? — спрашивает Шузо, когда разговор вянет — ему почему-то очень хочется услышать ответ.
— Нет.
— Есть... причина?
Конечно, причина есть, причина всегда есть, не стоило спрашивать, а может, Тацуя достаточно пьян, чтобы ответить. Ну, по крайней мере, он сам достаточно пьян, чтобы задать вопрос; может быть, это к лучшему.
— Есть, — кивает Тацуя.
Больше Шузо не спрашивает.
Лучше бы Акаши брал что-нибудь покрепче.
На кухню так никто и не заходит, хотя Шузо думал, что через полчаса наверняка придет Аомине, или Момои, или Кисе, из гостиной доносятся шумные выкрики — твистер в самом разгаре, пару лет назад Шузо и сам в него играл, и часто бывал победителем, и он знает, на что идет игра. Мидорима потому и ушел, у него не очень хорошо обстоят дела с растяжкой, он проигрывает чаще остальных, а Такао нравится загадывать ему желания. И не одному Такао.
— Точно не хочешь к ним? — спрашивает Тацуя.
Шузо не хочет.
Он трет ремешок, откидывается на стуле, думает, что так даже лучше, сейчас никто точно не станет задавать ему вопросов — кроме Тацуи, но Тацую он видит первый и последний раз, а значит, ему можно ответить.
— Хочу, — признается Шузо.
Он залпом допивает бокал, шампанское кажется ему водой, и голова приятно тяжелая, кухня начинает покачиваться, но это ничего.
Это хорошо.
Потом он больше ничего не помнит.

* * *

Утро начинается странно.
Шузо видит над головой смутно знакомый потолок, затылок ломит, завтра выходные — понимает он, и это единственная разумная мысль, которую ему удается поймать.
Через минуту он осознает, что не знает, как сюда попал.
Шузо приподнимается на локтях — кажется, он спал без одежды — окидывает взглядом комнату и видит крепкую, ничем не прикрытую мужскую спину.
С драконом от задницы до лопаток.
Шузо моргает.
Отворачивается.
Вчерашний вечер всё еще кажется ему размытым, но теперь он начинает вспоминать детали. Акаши в расстегнутой рубашке, Момои в красном платье, Аомине на диете, Кагами, который съедает большую часть стейка, Кисе, который смотрит лукавым взглядом, и Химуро Тацуя, который молчит почти всё время, не вмешиваясь в разговор.
Когда Шузо пытается повернуться, он чувствует боль в щиколотке — легкую, тянущую, но всё-таки ощутимую — и холодеет. Кажется, вчера он успел сделать что-то, о чём пожалеет через пару дней.
Дракон шевелится, ведет крылом — Шузо замечает это боковым зрением и сразу поворачивается.
Но Тацуя, а это точно он, не просыпается, только говорит что-то неразборчиво и сразу затихает.
Шузо нужно подумать.
Всё тело наполнено приятной истомой, мышцы едва заметно ноют.
Сегодня Шузо не может думать — вчера, очевидно, тоже не мог, зато смог кое-что другое.
Блядь.
Он поворачивается так, чтобы видеть голую спину и поймать момент пробуждения.
Дракон на спине Тацуи огромен — у него острый хребет, длинный тонкий хвост и всего одно крыло, и его перепонки повторяют едва заметные контуры ребер.
Очень здорово. Интересно, что сказать дракону, когда он проснется.
И нужно ли будет что-то говорить — Шузо не мастер такого рода разговоров, да и вообще не мастер, проще сделать, чем объяснить.
Он лежит в постели еще минут пятнадцать, пытаясь дышать как можно реже, но всё-таки не уходит. Ему интересно, что будет.
Когда лежать без дела ему окончательно надоедает, дракон наконец просыпается. Его крыло прячется в смятые простыни, потом там же скрывается язык, и, наконец, Тацуя поворачивается к Шузо лицом. Совершенно сумасшедшим.
— Доброе утро, — говорит он, взгляд у него дикий, и, кажется, помнит он о вчерашнем не больше самого Шузо. Или, напротив, гораздо больше.
Коварное шампанское.
— Я предлагаю сейчас встать, принять душ, одеться и сделать вид, что мы незнакомы, — предлагает Шузо. — Или мы можем встать, принять душ вместе и сделать вид, что в этом нет ничего особенного.
— Какой из вариантов тебе нравится больше? — интересуется Тацуя.
— Оба дерьмо.
— Ага, я тоже так думаю.
Тацуя осторожно садится на кровати — кажется, ему больно, должно быть, голова, и, о нет, понимает Шузо, не голова, совсем-совсем не голова.
— Надеюсь, всё, что было в этой комнате, останется в этой комнате.
Тон у Тацуи предупреждающий. Шузо зевает, потом кивает — конечно же, всё останется в этой комнате, и конечно же, все будут знать, так или иначе, звукоизоляция в доме неплохая, но не идеальная, а Шузо не умеет трахаться тихо, особенно когда пьян. Ему страшно подумать, каким взглядом на него будет смотреть Акаши, когда он выйдет из этой спальни.
— Я думаю, это уже не имеет никакого значения, — честно признается он. Откидывает одеяло в сторону и спускает ноги на пол.
У него трещит голова, господи, как же всё паршиво и как хочется никогда отсюда не выходить, или сбежать через окно, или хотя бы выпить стакан минералки, может быть, тогда всё станет немного лучше.
Боксеры он находит на полу — и это хороший знак, по крайней мере, он снял их в спальне, а не где-нибудь на кухне.
Рубашка лежит под кроватью, брюки висят на стуле.
Пока Шузо ищет вещи, он чувствует на себе взгляд — Тацуя смотрит, смотрит тяжело, и прямо сейчас оглянуться чертовски сложно.
— Я иду в душ, — вздыхает Тацуя. Заворачивается в простыню и тихо открывает дверь в коридор.
Шузо машет ему рукой, торопливо натягивая боксеры.
Носки он не может отыскать даже после того, как Тацуя заканчивает прятаться в ванной и выходит оттуда, по самые уши упакованный в полотенце.
— Как-то всё это неловко, — признается Шузо.
Он не может застегнуть пуговицы на рубашке, каждый раз, когда пытается их поймать, в голове начинает звенеть, поэтому Шузо сдается. В конце концов, для мужчины главное — трусы и штаны, всё остальное второстепенно.
Тацуя кивает.
— Я думал, вечер с друзьями Тайги пройдет немного не так.
— Я тоже.
После недолгого молчания Шузо добавляет:
— Я пойду.
— Конечно.
Когда Шузо выходит в коридор, в квартире стоит странная тишина, как будто вся остальная ее часть всё еще спит.
Шузо не проверяет, он быстро влезает в ботинки, накидывает на плечи куртку, открывает двери и вылетает в подъезд. Почти бегом спускается по ступенькам — щиколотка ноет, но об этом можно будет подумать и позже.

* * *

У Шузо на запястье таймер — маленькая бомба с часовым механизмом, она отсчитывает его время, когда всё становится более-менее хорошо, и замирает, когда жизнь летит в тартарары.
Сейчас стрелки замерли, даже секундная ползет отвратительно медленно.
Мальчишки выходят из раздевалки около семи вечера, а Шузо всё еще сидит над графиком тренировок и делает вид, что всё в порядке, хотя на него никто не смотрит.
Его хватает всего на несколько минут. После этого он тянется к своей сумке, вытаскивает из нее свежий снимок и смотрит.
Ничего интересного.
Снимок практически ничем не отличается от предыдущего, никакой отрицательной динамики.
Шузо закрывает глаза и потягивается — приятный вечер пятницы и чуть менее приятное утро субботы остались с ним разве что в виде воспоминаний, зато последних всё больше. Они уже четвертый день выстраиваются в стыдную жаркую цепочку, и Шузо знает точно, что завтра вспомнит что-то еще — память возвращается к нему во сне, прокручивая воспоминания еще раз, и еще, как будто самого факта случившегося было мало.
Телефон начинает звонить, когда Шузо закидывает снимок в сумку и начинает вертеться на стуле — ему скучно, невыносимо скучно, но дома будет еще и одиноко, так что лучше стул.
— Да, — говорит он, поднимая трубку. И слышит голос, который теперь не забудет никогда:
— Здравствуй, Шу.
Шузо сглатывает.
— Привет.
— Не хочешь встретиться? Я смогу подъехать к тебе домой через полчаса.
— Да, — произносит Шузо, прежде чем успевает осмыслить суть. — Да, приезжай.
Тацуя молчит в трубку — может быть, удивлен поспешностью, а может, больше не знает, что сказать.
— Я скоро буду, — Шузо заполняет паузу своим голосом и нажимает отбой.
Секундная стрелка только что сделала гигантский скачок, а до работы он обычно добирается не меньше часа, и точно не успеет за тридцать минут; мысль он заканчивает, уже спихивая все расчеты в рюкзак и засовывая телефон в карман.

Он успевает.
— Ты явно очень торопился, — медленно проговаривает Тацуя.
— Ты даже не представляешь, — откровенно признается Шузо.
Ничего не болит, но сердце бьется загнанно — и чего он так бежал, вот же он, Тацуя, стоит и ждет, и еще пару минут подождал бы, ничего страшного бы не случилось.
Когда Шузо подносит ключ к замку, у него дрожат руки.
— Проходи.
Тацуя входит с видом человека, которому абсолютно не требуется чужое разрешение.
Сегодня он выглядит совсем не так, как в пятницу — тогда он был в кроссовках и старой ветровке, сегодня он в длинном пальто, черных брюках, и на лице ни следа растерянности. Тацуя улыбчивый, открытый и предельно официально-деловой.
Возможно, он всё-таки приехал не трахаться.
Или нет.
Шузо раздевается, опирается о тумбочку и ждет, пока Тацуя закончит развязывать свой невыносимо лощеный бежевый шарфик. Количеством брендовых вещей на себе он напоминает Кисе.
— Пойдем на кухню, — зовет Шузо, когда Тацуя остается в брюках и темной водолазке. — Расскажешь, что хотел.
У Шузо есть чай, кофе, какао — на случай, если приедет кто-то из мелких, а еще где-то в холодильнике стоит упаковка пива и пакет с яблочным соком.
— Будешь что-то пить?
Тацуя качает головой, потом открывает рот, чтобы начать разговор, и снова его закрывает.
— Что случилось? — спрашивает Шузо резче, чем собирался.
Тацуя смотрит на него темными глазами и молчит.
А ведь он достал у Кагами мой адрес, внезапно понимает Шузо. И адрес, и телефон, и рабочее расписание. Для чего, интересно?
— Слушай, давай ты не будешь молчать, а просто сразу скажешь как есть.
— У меня к тебе просьба, Шу, — собирается с духом Тацуя.
Шузо правда интересно, в чём именно она заключается, и он даже заторможенно кивает, пытаясь вспомнить, почему он Шу — вспомнить не получается, видимо, это один из тех моментов вечера пятницы, которые будет помнить только Тацуя.
Когда он открывает рот для вопроса, секундная стрелка неожиданно дергает за собой минутную, и время делает рывок вперед, а Шузо — назад, он оказывается прижатым к подоконнику, и глаза, которыми Тацуя смотрит, можно было бы назвать элементом грязной игры; к счастью, Шузо не против.
Он расслабляется, запускает ладонь в волосы Тацуи и тянет того на себя, позволяя делать всё, что захочется.
Тацуя делает.
Тацуя медленно проводит языком по его нижней губе, не закрывая глаз, и Шузо не закрывает тоже. Зрачки у Тацуи огромные, на всю радужку, и это завораживает; поцелуй выходит медленным и голодным, Шузо чувствует ладони на своей заднице, но не пытается вырваться, он заворожен, у него всё отлично, не за этим ли он сюда ехал, в конце концов?
До спальни они добираются быстро — Шузо ведет, по дороге он стаскивает с Тацуи его водолазку и с удовольствием кидает ее в сторону кресла, Тацуя в отместку кусает его за губу, и это неожиданно возбуждает.
— Ты точно этого хотел? — спрашивает Шузо, задыхаясь, когда Тацуя роняет его на кровать и садится сверху на его бедра.
Тацуя вместо ответа прихватывает зубами его подбородок и трется всем телом — у него светлая гладкая кожа без единого волоска, по крайней мере, на груди; дракон — вспоминает Шузо — нужно будет его потрогать; и тут же забывает снова.
Тацуя ловко выворачивается из брюк и нижнего белья, достает из заднего кармана тюбик смазки.
— Давай помогу, — улыбается Шузо, сползая ниже.
Он вспоминает, что раньше ему нравился такой секс — быстрый и жадный, член у Тацуи аккуратный и розовый, с налитой блестящей головкой, его хочется попробовать на вкус, и Шузо ни в чём себе не отказывает, он сжимает ягодицы Тацуи, притягивает его ближе и пробует. Сперва осторожно проводит по стволу языком, потом губами сдвигает крайнюю плоть и облизывает головку; последний раз он видел чужой член в таком ракурсе пять лет назад, и неожиданно от этой мысли его накрывает волна возбуждения.
Тацуя быстро смазывает собственные пальцы и всё делает сам, о, и как делает, Шузо с удовольствием сделал бы всё вместо него, но он безнадежно занят, он заглатывает до основания гладкий член, дразнит языком уздечку и слушает, как Тацуя хрипло стонет и как меняется его дыхание, если погладить спину, шлепнуть его по ягодицам или пощекотать яички.
Выходит очень увлекательно.
— Я сейчас кончу, — с трудом сообщает Тацуя и тут же оказывается снизу.
— Как ты хочешь?
Тацуя становится на четвереньки, Шузо торопится расстегнуть ширинку и вытащить член.
Дракон и в самом деле огромен, в первый раз было не совсем до того, сейчас тоже хочется другого, и Шузо машинально смазывает себя, раздвигает ягодицы Тацуи, растягивает членом узкую дырку, двигается плавно и неглубоко, вслушиваясь в дыхание, контролируя каждое движение; дракон завораживает его, как заворожил зрачок во всю радужку несколько минут назад.
Когда Тацуя хрипит и кончает, Шузо всё еще двигается внутри него, гладит пальцами плавные линии, вычерчивает крыло и шею, толкается внутрь, несмотря на сопротивление тела, и замирает, только когда Тацуя поворачивается к нему лицом, откидывает со лба взмокшую челку и жалким голосом просит:
— Вытащи.
Тогда Шузо срывается в оргазм и целую минуту ни черта не соображает, накрывая Тацую своим телом.
— Блядь.
Тацуя согласно кивает.
— Когда будет следующий раз, я хочу видеть твое лицо, — резко говорит Шузо.
Чертова татуировка отобрала половину удовольствия от процесса.
Еще через минуту Шузо чувствует себя достаточно пришедшим в себя, чтобы спросить:
— Так а что ты хотел, когда говорил о просьбе? Явно не секс.
Тацуя хохочет, потом его голос срывается и снова становится слабым.
— Я хотел попроситься к тебе на тренировку.
И это совершенно не то, что Шузо надеялся от него услышать.

* * *

У Тацуи тоже есть таймер — его часовая бомба выглядит как темная сетка, опоясывающая правую кисть, и нет ни цифр, ни стрелок, и Тацуя никогда не узнает, закончился ли отсчет, если не будет раз за разом делать рентген.
— Неудачно получилось, — признается он, потирая руку.
Шузо думает, что успел переспать с ним дважды, но изуродованную ладонь не заметил ни в первый, ни во второй раз.
Чудеса избирательного зрения.
— Так получилось, уже ничего не сделаешь, теперь я жду, когда рука хотя бы частично вернет себе подвижность.
— Что говорят врачи?
Тацуя закатывает глаза.
— Что в их сфере нет никаких проблем.
Шузо быстро схватывает суть.
— А в какой тогда есть?
— В психологической, — цедит Тацуя сквозь зубы.
Шузо поднимает руки в примирительном жесте, он не собирается кричать и не собирается учить никого жизни, стены, которые существуют в голове, иной раз бывают реальнее настоящих.
— Что требуется от меня?
— Спроси у Тайги, это была его идея.
— Познакомить тебя с детьми?
— Познакомить меня с тобой, — многозначительно отвечает Тацуя.
— О.
В принципе, в этом есть свой резон — почему бы не познакомить одного инвалида с другим, разве не может из этого получиться что-нибудь стоящее?
Шузо вздыхает и подвигает к себе чай.
Даже таймер Тацуи выглядит сексуально — ему идут шрамы, как идет светлый шарф, пальто и ботинки.
— Но ты всё-таки хочешь попробовать съездить ко мне на работу, я правильно понимаю?
— Да, было бы здорово.
— Я работаю с мелкими, — предупреждает Шузо.
— Мне подходит.
— Тогда завтра поедем, если захочешь.
Тацуя решает, что завтра поездка будет очень кстати.

Он не уходит, когда они заканчивают пить чай, не уходит, когда время переваливает за полночь, Тацуя вообще не собирается уходить.
Шузо его не выгоняет.
Он достает пару банок пива, протягивает ему одну и говорит:
— Я попал в аварию, когда вел мотоцикл. И очень повезло, что пострадала только нога.
«Хонде», к примеру, повезло гораздо меньше.
— Ясно.
— Главное, что я всё-таки остался жив, — отмахивается Шузо, салютуя банкой пива.
— Да, пожалуй, — соглашается Тацуя.
Шузо провел в больнице почти два месяца и обещал себе, что после этого начнет жить по-другому; и нельзя сказать, что он не старался, но не вышло, ничего у него не вышло.
Шузо был из тех людей, которые не думают, прежде чем сделать, они кидаются с головой в самый глубокий омут, а потом выплывают оттуда с мучительно тяжелой похмельной головой и незнакомым телом под боком; и от этого паршиво, конечно, но лучше тех последствий, которые случились в его спальне сегодня вечером, тоже ничего быть не может.
— Оставайся на ночь, — легко предлагает Шузо.
И Тацуя легко соглашается.

* * *

— Что будем делать? — шепотом спрашивает его Тацуя.
Шузо окидывает его оценивающим взглядом, и в голову приходит дурацкая идея.
— Становись в строй, — командует он.
— Ты серьезно?
— Более чем. Давай, становись.
Тацуя смотрит на него зло, но слушается.
— Сенсей! — зовет его Горо.
— Я слушаю.
— Он сегодня будет заниматься вместе с нами?
— Совершенно верно, — кивает Шузо, весело глядя на Тацую. — Загоняйте его как следует.
Мелкие смотрят на Тацую с предвкушением.
Шузо не дает никому поблажек, как не давал их сегодня утром, когда стаскивал с Тацуи теплое одеяло, а потом стаскивал с кровати самого Тацую.
Человек, который приходит в спортзал, не должен лелеять жалость к себе, здесь он должен работать, и работать как следует — над своей техникой, телом и волей.
Тацуя смотрит на него мстительно.
Шузо почему-то кажется, что это хороший знак, ему смутно кажется, что раньше такой взгляд был обещанием отличного секса, но последний раз такой взгляд он ловил пять лет назад, может быть, сейчас всё изменилось, как знать?
Тацуя бежит кросс наравне с командой, прыгает вместе с ними, разминается вместе с ними, рукой он почти не работает, но на этом Шузо и не настаивает.
К концу тренировки команду можно выжимать, и Тацую можно выжимать вместе с ними.
— Как себя чувствуешь? — спрашивает Шузо, когда мальчишки уходят в раздевалку.
Тацуя загнанно дышит, сидя на скамейке запасных, и отмахивается от него. Потом вдруг поднимает голову, смотрит на него шальными глазами, притягивает к себе за футболку и целует, коротко и жарко.
— Засранец, — фыркает Шузо, отвечая на поцелуй.
Наблюдая за Тацуей в простой белой футболке, он, признаться, тоже разгорячился.
— Не показывай им голую спину, не хочу, чтобы пошел слух, что у нас на тренировках бывают якудза.
Тацуя кивает.
— Они такие живые, — отвечает он невпопад.
Шузо улыбается.
— Я поэтому и работаю здесь.
— Кагами говорил, ты уже не сможешь вернуться в большой баскетбол.
— Скорее всего, нет. Но я уже и не хочу, если честно.
Радостное выражение лица медленно меняется, и теперь Тацуя кажется встревоженным — за ним очень здорово наблюдать, у него удивительно живая мимика.
— Ты просто привык? — осторожно спрашивает Тацуя.
— Мне просто правда здесь нравится. Они еще только учатся, для них это важное время, мне нравится, что я рядом с ними и, если что-то случится, могу им помочь.
— Ты так уверен, что помощь им потребуется?
— Она понадобилась нашей команде в свое время. С ними всё так же. Они подростки, Тацуя. Подросткам всегда требуется помощь.
Тацуя вздыхает и поднимается на ноги.
— Я хочу поехать сегодня к Тайге, если ты не против. Я позвоню.
Шузо кивает — он не против, он будет ждать столько, сколько нужно.

* * *

Он ждет три дня — то есть не ждет, разумеется. Он ходит на работу, гоняет команды по стадиону, возвращается домой позже обычного, пьет исключительно чай и трет ремешок от своей часовой бомбы.
Его бомба выглядит как старые отцовские часы, и стрелки замерли, время замерло вместе с ними. Шузо ждет, и сам себе не может объяснить, чего именно.
Секс хорош, секс с Тацуей, безусловно, хорош, но это не повод замирать над тарелкой с хлопьями и перебирать воспоминания об их встречах, поэтому Шузо ничего такого не делает.
По крайней мере, он очень старается.
Он срывается всего один раз, на третий день.
Шузо набирает номер Кагами, ждет четыре гудка и уже собирается бросить трубку, когда неожиданно слышит его сонный голос.
— Ниджимура? — хрипло спрашивает Кагами.
— Ага, — Шузо кивает, забывая, что его никто не видит. — Хотел кое-что спросить.
— Если ты про Тацую, то я очень рад, что вы поладили, я на это надеялся.
Голос Кагами тут же оживает, и Шузо теряется.
— Заговорщик, — ворчит он, пытаясь подобрать слова.
— Ну, Тацуя больше года своей травмой загоняется, я подумал, ты сможешь вправить ему мозги. Отличная идея, по-моему.
— Я не спорю, — вздыхает Шузо.
Они еще пару минут говорят о прошлой встрече, нужно будет ее повторить, обязательно нужно, скажем, через пару месяцев, перед днем святого Валентина, Шузо со всем соглашается и думает о том, будет Тацуя здесь до февраля месяца или вернется в Америку еще в январе.
— Очень на тебя рассчитываю, — довольно говорит Кагами в конце, и в трубке слышатся короткие гудки, а Шузо еще долго стоит, сжимая трубку в руке.
Чертовы заговорщики, черт, нужно будет не забыть сказать им спасибо — наверняка же Куроко тоже приложил к этой идее руку.

На четвертый день Тацуя приезжает снова.
У Шузо выходной в самом разгаре, в квартире гремят динамики, он не собирается общаться с гостями, но стук в дверь оказывается слишком настойчивым, поэтому Шузо неохотно встает с кровати и идет открывать.
В этот раз Тацуя в обычной куртке, джинсах, он кажется обычным, разве что, может, немного растерянным. Шузо вздыхает и впускает его внутрь.
— Я хочу попробовать, — говорит Тацуя вместо приветствия. Шузо тоже хочет попробовать, он хочет знать наверняка, получится ли у них, сможет ли он поставить Тацую на ноги или всё-таки нет, это вызов его опыту и мастерству, а еще Тацуя просто ему нравится.
Тацуе очень хочется помочь.
Последние несколько дней Шузо, вместо того чтобы следить за своими подопечными на тренировках, думал о Тацуе, который забивает в корзину мощный данк, и это было одновременно и стыдно, и здорово, потому что один раз у него встал.
Неловкая ситуация.
— Хорошо, — просто отвечает Шузо. — Давай попробуем.
Он, конечно, имеет в виду тренировки, но Тацуя неожиданно толкает его к стене, забирается ледяными руками под пижамные штаны, и Шузо шипит:
— Холодно же, блин.
Через минуту он об этом забывает, Тацуя дрочит ему быстро и яростно, без особых изысков, и Шузо отзывается на эту ласку так охотно, как будто никогда не знал ничего лучше.
Он кончает с тихим стоном, пытаясь контролировать голос, музыка всё еще ревет в динамиках, но ему вовсе не хочется, чтобы соседи знали о его личной жизни всё.
— Я не это имел в виду, — замечает Шузо, когда к нему возвращается дыхание, — но было круто. Тебе помочь?
— Я уже, — шепчет Тацуя в ответ.
— Черт, — рыкает Шузо, берет его за руку, закрывает дверь на два замка сразу и тащит его в спальню — им нужно как следует потрахаться. Несколько старательных взрослых заходов, сколько можно притворяться подростками, пора соответствовать возрасту.
Они соответствуют ему всю вторую половину дня — Шузо вспоминает, что долгий тягучий секс он любит ничуть не меньше быстрого, Тацуя узнает об этом впервые, но он явно совсем не против.

* * *

— Никакого баскетбола пока, — строго говорит Шузо. — Только разминка, растяжка, когда ребята будут играть, мы с тобой будем стоять за пределами площадки и наблюдать. Будешь помогать мне судить.
Тацуя кивает.
— Не волнуйся, — со смешком советует Шузо, — тренер будет с тобой нежен.
— Еще посмотрим, кто с кем, — ворчит Тацуя, но успокаивается.
Его вторая тренировка начинается через пятнадцать минут, когда мальчишки выползают из раздевалки и строятся перед Шузо.
Тацуя делает всё вместе с ними — разве что руку он бережет всё так же, но большего от него и не требуется.
Хотя бы на неделю его должно хватить, думает Шузо.
Через неделю он понимает, что ошибается.
Тацуе нравится наблюдать за игрой так же, как нравится это самому Шузо.
Когда дело касается мяча, его глаза загораются, как будто он с трудом удерживается от того, чтобы выйти на площадку, увести мяч и забить свой первый данк за почти два года.
Его нетерпение сродни сексуальному напряжению, которое тут же передается Шузо. В итоге Тацуя не играет в баскетбол, но они трахаются в подсобке, в тренерской, в пустой раздевалке, в какой-то момент Шузо кажется, что секса в его жизни становится слишком много, но потом им подворачивается новый удобный случай, и он понимает, что «секс» и «много» никогда не стоят рядом.
Тацуя выжимает его досуха, Тацуя не дает ему спать по ночам, Тацуя маячит перед ним днем, и тогда уже сам Шузо тащит его за собой в подсобку, это замкнутый круг.

— Рука не болит? — спрашивает он на всякий случай, когда вторая неделя подходит к концу.
О том, что отпуск может оказаться не бесконечным, Тацуя не вспоминает; о том, что однажды ему придется вернуться в Америку — тоже.
Они заняты, в основном, друг другом и немного баскетболом, что может быть лучше?
— Не болит, — тихо отвечает Тацуя, глядя на сетку шрамов.
— А раньше болела?
Тацуя ничего не говорит, всё понятно по его лицу.
— Тогда хорошо, что всё изменилось, — кивает Шузо.
Он думает о том, что, может быть, Тацуе пора включаться в тренировки полностью, но пока ничего не говорит. Шузо пытается дать ему время, чтобы свыкнуться с новыми ощущениями, всё должно проходить естественно.
— Да, — кивает Тацуя, — хорошо.
Он всё еще боится, но с этим ничего нельзя сделать, по крайней мере, Шузо не может, разве что сам Тацуя преодолеет свой страх, справится с ним.
Шузо уже успел изучить все его записи — разумеется, Кагами позаботился о том, чтобы достать всё необходимое. Тацуя абсолютно здоров, он счастливый сукин сын, подвижность вернулась кисти в полном объеме, и это здорово. Может быть, Шузо ему завидует, но только совсем немного.
Просто одним везет чуть больше, чем другим, поэтому одни могут продолжать цепляться за большой спорт, а другие идут передавать знания следующим поколениям, и, черт побери, ведь неизвестно же, кто здесь в большем выигрыше, так?
Хотя, конечно, раньше Шузо зарабатывал немного больше. Четыре года назад ему хватило на отдельную квартиру, два года назад — на новенькую «Хонду», полтора года назад он ее разбил и разбился на ней сам, так что, может быть, деньги тоже не всегда благо.
— Не торопи себя, — говорит он Тацуе.
Тацуя не торопит.

* * *

— Как он? — спрашивает Кагами шепотом, когда Тацуя уходит в спальню.
Шузо пожимает плечами — неделю назад Тацуя перебрался к нему полностью, этот разговор должен был случиться рано или поздно.
— Неплохо, — отвечает он уклончиво.
Тацуя и в самом деле неплох, он возвращается в форму, но всё еще отказывается от игры, хотя Шузо больше не запрещает ему участвовать в дружеских матчах.
Напротив, он был бы рад, но Тацуя не хочет, Тацуя боится, и это нормально.
— Мы скоро уезжаем, — виновато говорит Кагами.
— Да.
Разумеется, Шузо в курсе, их тренировочная программа кошмарна, и большую часть года они проводили раньше где угодно, но только не в комфортном Токио. Раньше Шузо был частью этого цикла, теперь же он абсолютно свободен и не обязан срываться с места только потому, что так захотелось тренеру.
— Удачи, — искренне говорит он.
— Надеюсь, у вас всё будет хорошо? — виновато уточняет Кагами.
Шузо и сам надеется, что будет.
Тацуя ему нравится, нравится чем дальше, тем больше, им комфортно друг с другом, как будто они на одной волне и говорят одним языком.
Как правило, языком секса.
Они всё еще вылезают из постели только по необходимости, Шузо безумно нравится татуировка Тацуи, Тацуе нравится член Шузо, насчет всего остального у Шузо время от времени возникают справедливые сомнения.
Всё идет хорошо.
И будет идти ровно до тех пор, пока Тацуе не станет лучше, и он не решит вернуться назад в Америку.

* * *

Они учатся взаимодействовать друг с другом так быстро, как будто всегда жили вместе в одной квартире. Шузо думает, что Тацуя выйдет из его жизни так же легко, как вошел в нее. Никому из них не придется менять привычек, они просто разъедутся, и, может быть, это будет к лучшему.
Тацуя спит на кровати очень компактно, предпочитает холодный душ любому другому, любит кофе по утрам. Шузо спит на другой половине, не встает позже восьми утра и больше не начинает день с банки безалкогольного пива.
У них отличный секс, они оба не могут играть, хоть и по разным причинам, и уже одного этого достаточно, чтобы проводить рядом больше двадцати часов в сутки.
— Не хочу уезжать, — говорит Тацуя однажды.
— Я тоже не хочу, чтобы ты уезжал, — спокойно отвечает Шузо, заканчивая схему собственных тренировок, — но даже если ты уедешь, у тебя есть мой скайп, мобильный телефон и адрес, в конце концов. Мы в двадцать первом веке, Тацуя.
— Всё равно не хочу.
Шузо смягчается.
— Я просто хочу, чтобы ты понимал, твоя игра и наши с тобой отношения друг с другом никак не связаны, трусливый ты дракон.
Тацуя фыркает, и на этом с разговорами они заканчивают.

* * *

Таймер заканчивает отсчитывать время ровно в середине февраля — Шузо и не надеялся на большее, полтора месяца были пределом мечтаний и ожиданий.
Тацуя начинает мяться на тренировках, отворачивается, когда идет игра.
— Химуро-сан больше не будет с нами заниматься? — осторожно интересуется Горо, глядя на Шузо грустными глазами.
— Будет, — успокаивает его Шузо.
Тацуя отворачивается не потому, что надоело, а потому что ему хочется, нестерпимо хочется принимать участие.
Когда мальчишки уходят в раздевалку, Шузо замечает в Тацуе дрожь, нервную, жаркую, какая бывает, когда сидишь на скамейке запасных.
Тацуя точно больше не может на ней сидеть. Ему нужно просто немного помочь.

— Вставай, — говорит Шузо следующим утром, — сегодня ты играешь.
Утро субботы, никаких тренировок, никаких посторонних, только они вдвоем.
— Ничего не выйдет.
— Ты сможешь.
Тацуя зло мотает головой.
— У меня не получается.
Шузо осторожно берет в ладони его руку и греет дыханием пальцы. Тыльная сторона ладони иссечена темными бугристыми шрамами, кисть красивая, узкая, если присмотреться. Шузо трогает губами выпуклые костяшки, трет большими пальцами тонкую кожу и молчит.
— Я не смогу.
Голос у Тацуи жалкий.
Шузо ни о чём не спрашивает и ничего не говорит. Ему кажется, что он весь горит и краска на лице выдает его с головой.
— Я правда не смогу, — добавляет Тацуя еще тише.
Голос срывается, Шузо отпускает его руку и улыбается.
— Иди сюда, — говорит он самым развязным голосом, на который способен.
Тацуя поднимается на ноги, становится напротив и седлает его колени со зверски голодным видом.
— Так?
— Ага, так, — отвечает Шузо хрипло.
Теперь он горит изнутри.
Шузо осторожно обнимает Тацую и замирает. Он чувствует под тканью футболки рельефные линии, отслеживает их, гладит хребет, ласкает крыло, дракон под его пальцами просыпается, отряхивается от сна, и Тацуя просыпается вместе с ним, он больше не хочет спокойно сидеть, он двигается, ритмично и плавно трется о пах Шузо. Возбуждение острое и жаркое, но Шузо не позволяет сбить себя с толку, он спускается ниже, исследует хвост, который заканчивается на правом бедре Тацуи, и ждет ответ.
— Соглашайся, — просит он тихо.
— Я не уверен, что получится.
Шузо пожимает плечами.
— Всегда можно попробовать еще раз.
Тацуя упорный, он будет пробовать до тех пор, пока не получится как надо.
— Дай себе шанс.
Дракон под его ладонью вздыхает и расслабляется.
— Поехали сегодня в спортзал, — предлагает Шузо. — Я хочу на тебя посмотреть.
— Поехали.

До спортзала они добираются через полтора часа.
Шузо включает свет и кидает Тацуе привезенный с собой мяч.
— Первый шаг самый трудный, — напоминает он, отходя в сторону.
Тацуя кивает.
Он кидает куртку на скамейку запасных, разминает шею, держит мяч обеими руками и внимательно смотрит на кольцо.
— Я боюсь, — с видимым трудом признается Тацуя, сглатывая.
— Я тоже, — улыбается Шузо. — Давай, не жди.
Тацуя смотрит. Он приседает — напрягаются бедра, спина становится жесткой, мяч трижды ударяется о пол, прежде чем Тацуя делает шаг, первый важный шаг, и вот кольцо уже совсем рядом, и Шузо смотрит во все глаза.
Он мог быть на его месте, мог бы сам забить этот данк, первый за последний год, но не хочет быть на месте Тацуи. Шузо тренер, он по эту сторону площадки и останется здесь, может быть, так даже лучше.
Теперь он видит, как это бывает со стороны, когда ноги отрываются от земли с силой, над которой у земного притяжения нет власти.
Тацуя забивает, вколачивает мяч в корзину и на секунду зависает в воздухе.
И что бы с ним ни случилось, даже если он уедет, это не имеет никакого значения, с ним всё будет хорошо — после этого точно будет.

* * *

Дракон взлетает в небо.